Déjà je suis cruelle et tendre...
В этой зиме слишком много дней.
Календарь перелистывается с двадцать девятого
На тридцатое. Февраль.
С каждым часом я неизменно злей.
Небо никак не скажет мне ничего внятного,
Как бы я не кричала. Жаль.
Солнце, кажется, уже что-то греет.
Привет, Персефона! Я рада, что ты вернулась.
Лед на сердце почти сошел,
Фразы во рту уже стали острее,
Но их еще сложно сравнить с метанием артикулов.
В книге жизни белым-бело.
Распускаю улыбку, как дерево - почки.
Такие придурки как я однажды шагают с крыши,
Летят на невидимых крыльях.
Наш мир иногда рассыпается на кусочки.
Кто-то лечит его стихами, любовью, кто-то - гашишем...
Микстуры бывают любые.
Но в этой зиме слишком много дней.
Мы ее пережили.
Кто-то не пережил.
Календарь перелистывается с двадцать девятого
На тридцатое. Февраль.
С каждым часом я неизменно злей.
Небо никак не скажет мне ничего внятного,
Как бы я не кричала. Жаль.
Солнце, кажется, уже что-то греет.
Привет, Персефона! Я рада, что ты вернулась.
Лед на сердце почти сошел,
Фразы во рту уже стали острее,
Но их еще сложно сравнить с метанием артикулов.
В книге жизни белым-бело.
Распускаю улыбку, как дерево - почки.
Такие придурки как я однажды шагают с крыши,
Летят на невидимых крыльях.
Наш мир иногда рассыпается на кусочки.
Кто-то лечит его стихами, любовью, кто-то - гашишем...
Микстуры бывают любые.
Но в этой зиме слишком много дней.
Мы ее пережили.
Кто-то не пережил.